ГОЛЕМ
Коль скоро (если прав творец Кратила)
В названье – бытия предначертанье,
То в слове "роза" – розы трепетанье
И в слове "Нил" текут все воды Нила.
И в гуще звуков резких и певучих
Есть страшное, божественное Имя:
Создатель власть над тварями своими
Сокрыл в его магических созвучьях.
То имя знал Адам, живя в Эдеме
Среди светил. Потом – судьба жестока –
Разъела звуки ржавчина порока
И стерло их карающее время.
Но мысль о тайне к памяти взывала
Потомков Авраама не однажды;
Бывали дни – искал то имя каждый
Из жителей еврейского квартала.
Как много судеб, преданных бумаге,
Растаяло в забвенье, как в тумане...
Но живо в нашей памяти преданье
Об Иегуде Льве, раввине в Праге.
Сжигаем жаждой тайн, как лихорадкой,
Сей каббалист ключа хотел дознаться,
Слагая звуки в сонмы комбинаций...
И вот изрек ту, что была разгадкой –
Вратами, Гласом, Вестником, Чертогом, –
Над куклою, что сам слепил из глины,
Чтоб ей открыть законы и причины
Вещей и чисел, сотворенных Богом.
И глиняные вдруг открылись веки,
И существо узнало свет и тени,
И сотворило несколько движений,
Похожих на конвульсии калеки.
Мир ощущая кожей, слухом, взглядом,
Оно попало здесь в сплетенья сети,
Где "ты", и "я", и "мы", и "те", и "эти",
"Сейчас", "до", "после", "дальше", "ближе", "рядом".
И, как Адама Бог нарек когда-то,
Мудрец назвал творенье словом "Голем"
(Как нам об этом повествует Шолем
В одной из глав ученого трактата).
"Я – здесь", "ты – там", "вот руки", "это ноги" –
Учил раввин (так нас учили с вами).
И через год неверными шагами
Урод ходил с метлой по синагоге.
И всё ж, имея облик человечий
(Виной – несовершенство заклинанья?),
Сей плод наук высоких и старанья
Так и не овладел искусством речи.
Его глаза – как знать, глаза примата,
Собаки, рыбы, статуи иль вещи –
Следили за раввином сквозь зловеще-
Багровый сумрак пражского заката.
Когда неловкий, жуткий видом Голем
Шел мимо, кот дрожал в углу за дверью.
(Кот всё же был – я твердо в эту верю,
Хотя о нем умалчивает Шолем.)
Порой уродец застывал картинно
В изгибе раболепного поклона
Или стоял коленопреклоненно
Перед лицом создателя-раввина.
А тот терзался думой ежечасно:
"Зачем, отвергнув доводы рассудка,
Я в мир привел неловкого ублюдка?
Или не знал, чем действие опасно?
Зачем хотел продолжить бесконечность,
Зачем привнес, по своему почину,
Еще один итог, еще причину
В ту цепь невзгод, которой имя – Вечность?"
И он вперял в уродливого сына
Взгляд, где мерцала смутная тревога...
Кто ведал мысли, что томили Бога,
Взиравшего на пражского раввина?
Хорхе Луис Борхес
Перевод А.Садикова